— О-о! — воскликнула Мелани, пораженная в самое сердце. Ее собственная жизнь текла так мирно, она была так защищена, так ограждена всеми любившими ее людьми, так полна добра, что картина, возникавшая из рассказа Мамушки, была выше ее понимания, она не могла этому поверить. И однако, в мозгу ее шевельнулось воспоминание, которое она поспешила отодвинуть в глубь памяти, как попыталась бы забыть чью-то случайно увиденную наготу. В тот день, когда Ретт плакал, уткнувшись головой ей в колени, он упоминал имя Красотки Уотлинг. Но любил-то он Скарлетт, она не могла ошибиться, и конечно же, Скарлетт любит его. Что же встало между ними? Как могут муж и жена так больно ранить друг друга, вооружившись каждый самым острым ножом?

А Мамушка тем временем с трудом продолжала свой рассказ:

— Потом мисс Скарлетт вышла из комнаты, белая как простыня, но губы сжаты эдак крепко, упрямо, увидала меня, что я стою там, и говорит: «Похороны завтра, Мамушка». И прошла мимо, как привидение. Тут сердце у меня перевернулось, потому как ежели мисс Скарлетт что скажет, так она и сделает. И мистер Ретт тоже — как скажет, так и сделает. А ведь он сказал, что убьет ее, ежели она это сделает. Тут уж я совсем растерялась, мисс Мелли, потому как есть у меня на совести одно дело и очень оно меня давит. Мисс Мелли, это я ведь напугала маленькую мисс темнотой-то.

— Ох, Мамушка, ну, какое это имеет значение — сейчас.

— Да нет, мэм, имеет. Из-за этого-то вся и беда. И вот надумала я: скажу-ка я все мистеру Ретту — пусть он убьет меня, да только не могу я молчать, потому как это лежит у меня на совести. Я в дверь — шасть, покуда он не запер ее, и говорю: «Мистер Ретт. Я пришла вам исповедаться». А он повернулся ко мне, точно сумасшедший, и говорит: «Уходи!» — и клянусь богом, никогда еще я так не пугалась! А все равно говорю ему: «Пожалуйста, мистер Ретт, уж вы дайте мне сказать, не то я просто помру. Ведь это я напугала маленькую мисс темнотой-то». И тут, мисс Мелли, опустила я голову и стала ждать, когда он меня ударит. А он молчит. И тогда я говорю: «Я ведь ничего дурного не хотела. Да только, мистер Ретт, дитятко-то ведь было уж больно неосторожное, ничего она не боялась. Как все лягут спать, она вылезет из кроватки и ну по всему дому бегать босая. А я беспокоилась, потому как боялась — вдруг она себя зашибет. Вот я и сказала ей, что там в темноте живут привидения и оборотни».

И знаете, мисс Мелли, что он сделал? Лицо у него стало такое доброе, подошел он ко мне и положил мне руку на плечо. А это в первый раз так. И говорит: «Она была очень храбрая, верно? Только темноты боялась, а больше не боялась ничего». Я тут как расплачусь, а он и говорит: «Ну-ну, Мамушка». И погладил меня. «Ну, Мамушка, не надо так убиваться. Я рад, что ты мне сказала. Я знаю, ты любишь мисс Бонни, и раз ты ее любишь, значит, все это пустяки. Важно то, что у человека на сердце». Ну, я тут немножечко прибодрилась, собралась с духом и говорю: «Мистер Ретт, а как же насчет похорон-то будет?» Тут он повернулся ко мне точно бешеный — глаза сверкают — и говорит: «Господи боже мой, я-то думал, хоть ты понимаешь, раз никто больше не понимает! Да неужто, ты думаешь, я позволю, чтоб мое дитя положили в темноту, когда она так боится темноты? Так и слышу, как она кричала, когда просыпалась в темноте. А я не хочу ее пугать». Тут, мисс Мелли, я и поняла, что он ума решился. Пьяный он и не спит и не ест, но это — что. Главное, он совсем рехнулся. Вытолкал меня за зверь и говорит: «Убирайся к черту отсюда!» А я иду вниз по лестнице и думаю себе: он говорит, что никаких похорон не будет, а мисс Скарлетт говорит — завтра утром, и он говорит, что пристрелит ее. А в доме полно родственников, и все соседи уже чешут языки и кудахтают, точно куры на насесте, вот я и подумала про вас, мисс Мелли. Вы должны пойти помочь нам.

— Ох, Мамушка, не могу я в такое вмешиваться!

— Если вы не можете, кто же может-то?

— Ну, что я могу сделать, Мамушка?

— Не знаю я, мисс Мелли, но что-то вы можете сделать. Поговорите с мистером Реттом, глядишь — он вас и послушает. Он ведь очень высоко вас ставит, мисс Мелли, может, вы этого и не знаете, а только это так. Сколько раз я слыхала, как он говорил, что только вы и есть настоящая леди.

Мелани поднялась в смятении, сердце у нее мучительно заколотилось при одной мысли о встрече с Реттом. Она вся похолодела, понимая, что придется спорить с человеком, судя по описаниям Мамушки, потерявшим разум от горя У нее заныло сердце, стоило ей подумать, что придется войти в ярко освещенную комнату, где лежит маленькая девочка, которую она так любила. Что делать? Что сказать Ретту, чтобы утешить его горе и вернуть ему разум? С минуту Мелани стояла, не зная на что решиться, и вдруг сквозь закрытую дверь до нее донесся звонкий смех ее мальчика. И словно ножом по сердцу резанула мысль, что было бы, если бы он умер. Что, если бы ее Бо лежал сейчас наверху, застывший и холодный, а его веселый смех навсегда угас.

— О! — испуганно воскликнула она и мысленно прижала сына к сердцу: она поняла, каково сейчас Ретту. Если бы Бо умер, разве она позволила бы его увезти, чтоб его положили где-то под дождем и ветром, в темноте? — Ох, бедный, бедный капитан Батлер! — воскликнула она. — Я сейчас же пойду к нему, немедленно.

Она поспешила в столовую, тихо сказала несколько слов Эшли и, к удивлению своего мальчика, крепко прижала его к себе и пылко поцеловала светлые кудряшки.

Она выбежала из дома без шляпы, все еще сжимая в руке обеденную салфетку, и шла так быстро, что старые ноги Мамушки еле поспевали за ней. Войдя в парадный холл дома Скарлетт, она наспех кивнула сидевшим в библиотеке — испуганной мисс Питтипэт, величественной старухе миссис Батлер, Уиллу и Сьюлин, затем быстро поднялась по лестнице; за ней, задыхаясь, следовала Мамушка. На секунду Мелани задержалась, проходя мимо закрытой двери Скарлетт, но Мамушка прошептала:

— Нет, мэм, не надо этого делать.

Площадку Мелани пересекла уже гораздо медленнее и, подойдя к комнате Ретта, остановилась. С минуту она постояла в нерешительности, словно хотела повернуться и бежать. Затем, призвав на помощь все свое мужество, как маленький солдатик перед тем, как идти в атаку, постучала в дверь и тихо сказала:

— Впустите меня, пожалуйста, капитан Батлер. Это миссис Уилкс. Я хочу увидеть Бонни.

Дверь быстро отворилась, и Мамушка, отступившая в глубину лестничной площадки, где было темно, увидела огромный черный силуэт Ретта на фоне ярко горящих свечей. Он пошатывался, и до Мамушки долетел запах виски. Секунду он смотрел на Мелли, затем взял ее за плечо, втолкнул в комнату и закрыл дверь.

Мамушка тихонько прокралась к двери и устало опустилась на стоявший возле нее стул, слишком маленький для ее могучего тела. Она сидела совсем тихо, беззвучно плакала и молилась. Время от времени она поднимала подол платья и вытирала глаза. Сколько ни напрягала она слух, но не могла разобрать ни слова — из-за двери доносился лишь тихий прерывистый гул голосов. После бесконечно долгого ожидания дверь приотворилась и выглянула Мелани — лицо у нее было белое, напряженное.

— Принеси мне кофейник с кофе, да побыстрей, и несколько сандвичей.

Когда дьявол вселялся в Мамушку, она начинала двигаться со стремительностью стройной шестнадцатилетней негритяночки, а сейчас ей так хотелось попасть в комнату Ретта и ее разбирало такое любопытство, что она двигалась еще быстрее. Но надежды ее не оправдались, ибо Мелани лишь приоткрыла дверь и взяла у нее поднос. Долгое время Мамушка прислушивалась, напрягая свой острый слух, но не могла различить ничего, кроме позвякиванья серебра о фарфор да приглушенного, мягкого голоса Мелани. Потом она услышала, как заскрипела кровать под тяжелым телом, и вскоре — стук сапог, сбрасываемых на пол. Через некоторое время в двери появилась Мелани. Но как Мамушка ни старалась, ничего разглядеть в комнате она не смогла. Вид у Мелани был усталый и на ресницах блестели слезы, но лицо было снова спокойное.